Дива проснулась мгновенно, а может, и не спала вовсе. Она чувствовала себя обессиленной, вымотанной и какой-то истонченной, неживой, ее замучили кошмары и судорожные, тревожные сновидениями, больше похожие на витки температурного бреда. Плед на ней сбился и наполовину сполз на пол. Но тихий скрип пружин и грубый кашель заставил ее выйти из состояния полудремы, нехотя высунуть нос из под пледа и с жалостью посмотреть на заболевшего друга. Девушка резко выпрямилась на кровати и тут же сдавленно застонала. Тело отдалось тубой болью из-за пребывания в неудобной позе вовремя сна и поэтому чувствовалось совершенно разбитым, словно ночью по нему ездили грузовики. В голове звонили колокола. Опухшие веки отяжелели и не желали разлипаться. Высвободившись от теплой тряпки, Дива поморщилась от кусающего  кожу утреннего холода и подвинулась поближе к Зарриту. Его трясло и кренило на левый бок, вот-вот завалится на старый матрац и лишится чувств.   
-Ох, Измаил… - нежные, прохладные пальчики пробежались по его волосам, заправляя за ухо выбившуюся прядь. – Ты меня пугаешь. Надо побыстрее что-то придумать и наконец-то вылечить тебя.
Он промолчал. Ничего, у нее еще много времени его разговорить.
Дива подалась вперед и прижала ладошки к его груди, поцеловала в макушку. К горлу подкатил тугой, холодный ком Страха. Не болей, не бросай меня, это убьет меня... Огромным усилием воли девчонка пыталась сохранить невозмутимое выражение лица, но оно лишь кривилось и морщилось. Бог знает, что парень мог о нем подумать, а ее не было все равно... не было безразлично...
В груди шевельнулось что-то, подозрительно напоминающее жалость, и Дива таки позволила своему лицу болезненно исказиться. Не жалеть его надо, а сочувствовать, но кажется, жалость - единственное чувство, на которое она вообще стала способна. К оставшимся на улицах детям, к беднякам которые ведут нищенский образ жизни, к попавшим этом мир существам без права на возращение, к Измаилу… К самой себе, потерянной и не понимающей, что же ей от жизни было нужно... Почему рухнули ее идеалы? Отчего обесценились устремления? И где искать теперь помощи, у кого просить совета, если она сама не понимает, что происходит у нее внутри, не может выразить этого словами, и кажется, что единственное живое, горячее, настоящее чувство в ней - это жалость?
Из задумчивости Диву вывел хриплый кашель, и ее сердце болезненно сжалось.  За окнами еще с ночи продолжал барабанить  дождь, по разбитым окнам погружая душу в странную аморфную тоску. Как тревожно в этом старом чердаке. Как холодно, пусто и неприятно. Повсюду древние, полуразвалившиеся, перекошенные серванты с разбитыми стеклами и вывороченными наружу полками да ящиками, гигантские напольные часы с маятником, какие-то доски и мешки с тряпьем, сломанные двери и оконные рамы, затканные паутиной чайные сервизы, столетние котлы с засохшей бурдой, домашние весы с рассыпанными по полу ржавыми гирьками - чего тут только не было.
- Будем сидеть здесь столько, сколько потребуется – Девчонка свесилась с кровати вниз головой и практически на ощупь попыталась найти свои старые ботинки. Справившись с одной проблемой, Дива натянула на худенькие плечики безразмерную куртку, которая до этого служила подушкой,  обошла кровать и опустилась перед Измаилом на колени. Куртка растеклась по полу широкой черной лужей. 
  - Ложись и прекрати себя накручивать, - нервно улыбнувшись, Дива вдруг вцепилась в его запястья, переплела свои пальцы с его и крепко-крепко сжала. - Обещай, что до моего возращения ты будешь тихо и мирно лежать. Ты слишком разболелся за последние дни.
Дива умолкла. Посмотрела на сцепленные пальцы: свои - тонкие и покрасневшие от холода, и его - теплые и шершавые. Интересно, чем можно ему помочь? Дать отлежаться? Болезнь уже слишком запущена... Попытаться найти лекарство? Позвать на помощь? Кого? Чееееерт…
Стащив с Измаила ботинки, Дива настойчиво уложила его обратно в кровать и укутала в еще хранивший ее тепло плед. Потаскаться по улицам они еще успеют. Ответить на извечный вопрос «И что будем делать?»  они тоже успеют. Сейчас надо вылечить Измаила. 
Тяжело вздохнув, Дива направилась в другую часть чердака, где был нужник. Ее шокировала эта ситуация, постоянно делать это так, чтобы парню было все слышно, но терпеть больше не было сил. Оставалось только надеется, что Заррит уснул.
Когда девушка вернулась к кровати, ее лицо все еще было пунцовым, но вся краска сбежала с него, когда она скользнула глазами по фигуре парня и неожиданно ощутила странны голод. Желудок резало и жгло изнутри. Шокированная Дива напряглась, вспомнив о теплой, бархатистой коже парня, о его красивой линии подбородка, о призывно выгнутой ей навстречу шее, и желудок сжался, пульсируя болью. Казалось, его стенки слиплись.
Дива вскрикнула, приложив руки к животу. Что это? Почему она так хочет его…крови. Ужас, что происходит…
В странном приступе она не заметила, как прокусила свою губу. Во рту привкус крови: горько-медный и вязкий. По белоснежной коже побежала кровь. Дива сплевывает набежавшую от отвращения слюну прямо на пол.
- Измаил... - имя отдалось в душе эхом боли и жалости.

Отредактировано Дива (16-10-2012 00:49:29)